Неточные совпадения
«Да и вообще, — думала Дарья Александровна, оглянувшись на всю свою жизнь за эти пятнадцать лет замужества, — беременность, тошнота, тупость ума, равнодушие ко всему и, главное, безобразие. Кити, молоденькая, хорошенькая Кити, и та так подурнела, а я беременная делаюсь безобразна, я знаю. Роды, страдания, безобразные страдания, эта
последняя минута… потом кормление, эти бессонные
ночи, эти боли страшные»…
Меж тем как ее голова мурлыкала песенку жизни, маленькие руки работали прилежно и ловко; откусывая нитку, она смотрела далеко перед собой, но это не мешало ей ровно подвертывать рубец и класть петельный шов с отчетливостью швейной машины. Хотя Лонгрен не возвращался, она не беспокоилась об отце.
Последнее время он довольно часто уплывал
ночью ловить рыбу или просто проветриться.
В эту самую минуту Амалия Ивановна, уже окончательно обиженная тем, что во всем разговоре она не принимала ни малейшего участия и что ее даже совсем не слушают, вдруг рискнула на
последнюю попытку и с потаенною тоской осмелилась сообщить Катерине Ивановне одно чрезвычайно дельное и глубокомысленное замечание о том, что в будущем пансионе надо обращать особенное внимание на чистое белье девиц (ди веше) и что «непременно должен буль одна такая хороши дам (ди даме), чтоб карашо про белье смотрель», и второе, «чтоб все молоды девиц тихонько по
ночам никакой роман не читаль».
Дуня припомнила, между прочим, слова брата, что мать вслушивалась в ее бред, в
ночь накануне того
последнего рокового дня, после сцены ее с Свидригайловым: не расслышала ли она чего-нибудь тогда?
Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое детское сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски чистую душу и вырвавшею
последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в темную
ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер…
События, конечно, совершались, по
ночам и даже днем изредка хлопали выстрелы винтовок и револьверов, но было ясно, что это ставятся
последние точки.
Возможно, что эта встреча будет иметь значение того первого луча солнца, которым начинается день, или того
последнего луча, за которым землю ласково обнимает теплая
ночь лета.
Доживая
последние дни в Париже, он с утра ходил и ездил по городу, по окрестностям, к
ночи возвращался в отель, отдыхал, а после десяти часов являлась Бланш и между делом, во время пауз, спрашивала его: кто он, женат или холост, что такое Россия, спросила — почему там революция, чего хотят революционеры.
— Он к вам частенько, — сказал дворник, — надоел по
ночам, проклятый: уж все выйдут, и все придут: он всегда
последний, да еще ругается, зачем парадное крыльцо заперто… Стану я для него тут караулить крыльцо-то!
Хотя было уже не рано, но они успели заехать куда-то по делам, потом Штольц захватил с собой обедать одного золотопромышленника, потом поехали к этому
последнему на дачу пить чай, застали большое общество, и Обломов из совершенного уединения вдруг очутился в толпе людей. Воротились они домой к поздней
ночи.
Так, не ошиблись вы: три клада
В сей жизни были мне отрада.
И первый клад мой честь была,
Клад этот пытка отняла;
Другой был клад невозвратимый —
Честь дочери моей любимой.
Я день и
ночь над ним дрожал:
Мазепа этот клад украл.
Но сохранил я клад
последний,
Мой третий клад: святую месть.
Ее готовлюсь богу снесть.
Он едва повидался с Аяновым, перетащил к нему вещи с своей квартиры, а
последнюю сдал. Получив от опекуна — за заложенную землю — порядочный куш денег, он в январе уехал с Кириловым, сначала в Дрезден, на поклон «Сикстинской мадонне», «
Ночи» Корреджио, Тициану, Поль Веронезу и прочим, и прочим.
Он говорил просто, свободно переходя от предмета к предмету, всегда знал обо всем, что делается в мире, в свете и в городе; следил за подробностями войны, если была война, узнавал равнодушно о перемене английского или французского министерства, читал
последнюю речь в парламенте и во французской палате депутатов, всегда знал о новой пиесе и о том, кого зарезали
ночью на Выборгской стороне.
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе
ночью, которую в
последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее будет издалека. Даль оденет их в лучи поэзии; я буду видеть одно чистое создание творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
Я подозревал коварство, грубое кокетство и был несчастен… потому что не мог с вами соединить эту мысль… в
последние дни я думал день и
ночь; и вдруг все становится ясно как день!
Все это я таил с тех самых пор в моем сердце, а теперь пришло время и — я подвожу итог. Но опять-таки и в
последний раз: я, может быть, на целую половину или даже на семьдесят пять процентов налгал на себя! В ту
ночь я ненавидел ее, как исступленный, а потом как разбушевавшийся пьяный. Я сказал уже, что это был хаос чувств и ощущений, в котором я сам ничего разобрать не мог. Но, все равно, их надо было высказать, потому что хоть часть этих чувств да была же наверно.
Это подобно, как у великих художников в их поэмах бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью припоминаются, — например,
последний монолог Отелло у Шекспира, Евгений у ног Татьяны, или встреча беглого каторжника с ребенком, с девочкой, в холодную
ночь, у колодца, в «Miserables» [«Отверженных» (франц.).]
По временам мы видим берег, вдоль которого идем к северу, потом опять туман скроет его. По
ночам иногда слышится визг: кто говорит — сивучата пищат, кто — тюлени. Похоже на
последнее, если только тюлени могут пищать, похоже потому, что днем иногда они целыми стаями играют у фрегата, выставляя свои головы, гоняясь точно взапуски между собою. Во всяком случае, это водяные, как и сигнальщик Феодоров полагает.
Между тем наступила
ночь. Я велел подать что-нибудь к ужину, к которому пригласил и смотрителя. «Всего один рябчик остался», — сердито шепнул мне человек. «Где же прочие? — сказал я, — ведь у якута куплено их несколько пар». — «Вчера с проезжим скушали», — еще сердитее отвечал он. «Ну разогревай английский презервный суп», — сказал я. «Вчера
последний вышел», — заметил он и поставил на очаг разогревать единственного рябчика.
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву; лошади паслись и щипали ее, как весной. На
последней станции все горы; но я ехал
ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж остановится у следующей станции.
Какими красками блещут
последние лучи угасающего дня и сумрака воцаряющейся
ночи!
Ужели это то солнце, которое светит у нас? Я вспомнил косвенные, бледные лучи, потухающие на березах и соснах, остывшие с
последним лучом нивы, влажный пар засыпающих полей, бледный след заката на небе, борьбу дремоты с дрожью в сумерки и мертвый сон в
ночи усталого человека — и мне вдруг захотелось туда, в ту милую страну, где… похолоднее.
В душе Нехлюдова в этот
последний проведенный у тетушек день, когда свежо было воспоминание
ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные воспоминания животной любви, хотя и далеко не давшей того, что она обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое — сознание того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное нужно поправить, и поправить не для нее, а для себя.
Так прошел весь вечер, и наступила
ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток и Катюша в девичьей — одна. Он опять вышел на крыльцо. На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет
последний снег или распространяется от тающего
последнего снега, наполнял весь воздух. С реки, которая была в ста шагах под кручью перед домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
Шенбок пробыл только один день и в следующую
ночь уехал вместе с Нехлюдовым. Они не могли дольше оставаться, так как был уже
последний срок для явки в полк.
2) Весь день накануне и всю
последнюю перед смертью
ночь Смельков провел с проституткой Любкой (Екатериной Масловой) в доме терпимости и в гостинице «Мавритания», куда, по поручению Смелькова и в отсутствии его, Екатерина Маслова приезжала из дома терпимости за деньгами, кои достала из чемодана Смелькова, отомкнув его данным ей Смельковым ключом, в присутствии коридорной прислуги гостиницы «Мавритании» Евфимии Бочковой и Симона Картинкина.
Замечательно тоже, что никто из них, однако же, не полагал, что умрет он в самую эту же
ночь, тем более что в этот
последний вечер жизни своей он, после глубокого дневного сна, вдруг как бы обрел в себе новую силу, поддерживавшую его во всю длинную эту беседу с друзьями.
Несчастный молодой человек, возвратясь домой, в ту же
ночь застрелился; я был при нем неотлучно до
последнего момента…
Довольно сказать, что он беспрерывно стал себя спрашивать: для чего он тогда, в
последнюю свою
ночь, в доме Федора Павловича, пред отъездом своим, сходил тихонько, как вор, на лестницу и прислушивался, что делает внизу отец?
Многое было приобретено: человек, отдающий, в благородном порыве,
последние пять тысяч, и потом тот же человек, убивающий отца
ночью с целью ограбить его на три тысячи, — это было нечто отчасти и несвязуемое.
Вообразите, вдруг с ней в одну
ночь — это четыре дня тому, сейчас после того, как вы в
последний раз были и ушли, — вдруг с ней
ночью припадок, крик, визг, истерика!
Ибо хотя все собравшиеся к нему в тот
последний вечер и понимали вполне, что смерть его близка, но все же нельзя было представить, что наступит она столь внезапно; напротив, друзья его, как уже и заметил я выше, видя его в ту
ночь столь, казалось бы, бодрым и словоохотливым, убеждены были даже, что в здоровье его произошло заметное улучшение, хотя бы и на малое лишь время.
Следующие два дня были дождливые, в особенности
последний. Лежа на кане, я нежился под одеялом. Вечером перед сном тазы
последний раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой.
Ночью я проснулся от сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я сплю в лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь темноту я чуть-чуть увидел свет потухающих углей и испугался.
А в последнюю-то
ночь, вообразите вы себе, — сижу я подле нее и уж об одном Бога прошу: прибери, дескать, ее поскорей, да и меня тут же…
Нет худа без добра. Случилось так, что
последние 2
ночи мошки было мало; лошади отдохнули и выкормились. Злополучную лодку мы вернули хозяевам и в 2 часа дня тронулись в путь.
На другой день сразу было 3 грозы. Я заметил, что по мере приближения к морю грозы затихали. Над водой вспышки молнии происходили только в верхних слоях атмосферы, между облаками. Как и надо было ожидать,
последний ливень перешел в мелкий дождь, который продолжался всю
ночь и следующие 2 суток без перерыва.
Стояла китайская фанзочка много лет в тиши, слушая только шум воды в ручье, и вдруг все кругом наполнилось песнями и веселым смехом. Китайцы вышли из фанзы, тоже развели небольшой огонек в стороне, сели на корточки и молча стали смотреть на людей, так неожиданно пришедших и нарушивших их покой. Мало-помалу песни стрелков начали затихать. Казаки и стрелки
последний раз напились чаю и стали устраиваться на
ночь.
«Господа, — сказал им Сильвио, — обстоятельства требуют немедленного моего отсутствия; еду сегодня в
ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня в
последний раз.
Заря чиста, и утро будет ясно.
Уходит день веселый, догорают
Последние лучи зари, все выше
И выше свет малиновый; потемки
Цепляются за сучья и растут,
Преследуя зари румяный отблеск.
И скоро
ночь в росящемся лесу
С вершинами деревьев станет вровень.
Пора к шатрам, в кругу гостей веселых
Окончить день и встретить новый. Песню
Последнюю пропой, пригожий Лель!
«Письмо» Чаадаева было своего рода
последнее слово, рубеж. Это был выстрел, раздавшийся в темную
ночь; тонуло ли что и возвещало свою гибель, был ли это сигнал, зов на помощь, весть об утре или о том, что его не будет, — все равно, надобно было проснуться.
У нас было три комнаты, мы сели в гостиной за небольшим столиком и, забывая усталь
последних дней, проговорили часть
ночи…
От Троицы дорога идет ровнее, а с
последней станции даже очень порядочная. Снег уж настолько осел, что местами можно по насту проехать. Лошадей перепрягают «гусем», и они бегут веселее, словно понимают, что надолго избавились от московской суеты и многочасных дежурств у подъездов по
ночам. Переезжая кратчайшим путем через озеро, путники замечают, что оно уж начинает синеть.
С тех пор в Щучьей-Заводи началась настоящая каторга. Все время дворовых, весь день, с утра до
ночи, безраздельно принадлежал барину. Даже в праздники старик находил занятия около усадьбы, но зато кормил и одевал их — как? это вопрос особый — и заставлял по воскресеньям ходить к обедне. На
последнем он в особенности настаивал, желая себя выказать в глазах начальства христианином и благопопечительным помещиком.
Он бы, без всякого сомнения, решился на
последнее, если бы был один, но теперь обоим не так скучно и страшно идти темною
ночью, да и не хотелось-таки показаться перед другими ленивым или трусливым.
Эта публика — аферисты, комиссионеры, подводчики краж, устроители темных дел, агенты игорных домов, завлекающие в свои притоны неопытных любителей азарта, клубные арапы и шулера.
Последние после бессонных
ночей, проведенных в притонах и клубах, проснувшись в полдень, собирались к Филиппову пить чай и выработать план следующей
ночи.
Здесь жили профессионалы-нищие и разные мастеровые, отрущобившиеся окончательно. Больше портные, их звали «раками», потому что они, голые, пропившие
последнюю рубаху, из своих нор никогда и никуда не выходили. Работали день и
ночь, перешивая тряпье для базара, вечно с похмелья, в отрепьях, босые.
С еще большей торжественностью принесли на «дожинки»
последний сноп, и тогда во дворе стояли столы с угощением, и парубки с дивчатами плясали до поздней
ночи перед крыльцом, на котором сидела вся барская семья, радостная, благожелательная, добрая.
Эта
последняя мысль ела старика день и
ночь.
Последнему Анфуса Гавриловна, пожалуй, была даже и не рада, потому что очень уж «сам» строжил всех и неистово ругался с утра до
ночи.
Отперто отхожее место не только днем, но и
ночью, и эта простая мера делает ненужными параши;
последние ставятся теперь только в кандальной.